Перейти к содержимому

Следы каменного века в бассейне р. Куды и по р. Унге

Как один из результатов поездки моей в истекшем лете было расширение сведений о распространении орудий из камня в таких пунктах Иркутской губернии, которые еще не были никем указаны. О том, что по р. Куде можно встретить следы каменного века, априори, нельзя сомневаться, и я предполагал собирать сведения о нахождении каменных стрел, долото, ножей и других орудий. Расспросы доставили некоторые сведения о каменных орудиях в Балаганском округе, но наконец, удалось приобрести и одно орудие местного происхождения — это долото — топор из светло-зеленого нефрита, полученное в подарок от Г-на Михайлова, родового старосты одного из родов Кудинского бурятского ведомства, за что, я и приношу благодарность Г-ну Михайлову. Место, где был найден нефритовый топор, находится на пашне в вершине Хахши-пади вблизи улуса Кулункун, 1-го Абаганатскаго рода, в 8 вер. от Кудинской думы. Длина топора — 12 1/2 сантиметров, ширина почти одинаковая по всей длине, слегка уменьшается к неработающему концу и в средине 4 1/2 сантим., рубящий конец дугообразно закруглен и довольно острый; поверхность вся гладко отполирована; вдоль одной из длинных сторон выдолблены по желобу сверху и снизу (если топор в лежачем положении); длина одного желоба 10 сантим. и другого — 7 сант.; назначение желобов не совсем ясно, но предположительно они служили для вставки клиньев, когда топор привязывался ремнями к рукоятке; что топор привязывался, видно из поперечного желоба, проделанного на расстоянии 7 сант. от режущего конца и так, что желоб расширяется и углубляется от середины к длинным сторонам.

Источник: https://photocentra.ru/work/536794

Богаче были приобретения каменных орудий с р. Унги. Не имея возможности лично посетить интересные места по р. Унге, я просил моего спутника, Г. Хангалова, уроженца берегов Унги, произвести предварительные исследования по вопросу о нахождении каменных орудий на его родине. Г. Хангалов в песках по Унге собрал небольшую коллекцию каменных орудий и черепков глиняных горшков в количестве не менее 50 номеров, из них одних орудий — 27. Каменные орудия принадлежат к следующим типам:

  1. Гранитное грузило, такой же формы, как и найденное Г. Янковским на берегу Амурского залива в раковинных кучах, только много больше; диаметр Унгинского грузила 12 сантиметров; весит оно 6 фунтов; как грузило для невода оно может быть несколько тяжело, но едва ли и употребляли большие невода люди каменного века; оно могло, тем не менее, служить вроде якоря для каких-нибудь рыболовных снарядов, вроде мережки. Обделка крупнозернистого гранита не довольно тщательная, вероятно, это была первоначально галька, но желоб весьма явственно углублен особенно по концам длинных диаметров (грузило несколько сплюснуто).
  2. Шесть номеров яшмовых ядер для приготовления стрел и ножей; высота всех шести почти одинакова — от 4 1/2 до 5 1/2 сантим., хотя ядра, очевидно, взяты из разных пунктов, все имеют верхнюю поверхность, если поставить ядро вертикально, остроконечием упираясь на стол, совершенно плоскую; два ядра в верху довольно широки, но сплюснуты в противоположном направлении; ширина их 5 1/2 и 3 3/4 сантим.; остальные четыре ядра верхнюю площадку имеют почти круглую или эллиптическую — от 1 1/2 до 2 сантим., последние четыре уже до того оббиты, что сами по себе могли иметь прямое назначение в виде наконечников больших стрел или малых копий, так как трудно предположить, чтобы такой ценный предмет пропал без пользы и оставался бы без употребления; для первоначальной же цели, т. е. для отбивки ножичков и стрелок, едва ли, по своим размерам, могли быть годны.
  3. Четыре скребка дискообразной формы с дугообразно-изогнутым краем; оббита только одна поверхность, другая же гладкая, на трех экземплярах, как будто сглаженная, но не отполированная.
  4. Род пилы из яшмы; край оббит мелко, но не особенно изящно; размеры остальной части таковы, что удобно взять в руку свободную неработающую сторону. Длина пилы — 6 сантим.; другой край, отходящий от зазубренного пилообразно почти под прямым углом, на вершине закругленным, также зазубрен, отчего орудие можно принять за особый род скребка.
  5. Наконечник копья из сланца; длиною 8 1/2 сантим. шириною три сантим., суживается постепенно к обоим концам, один конец короче, так что самая широкая часть приходится не на середине. Копье оббито и довольно грубо, но форма, тем не менее, совершенно ясная; более мелкая обивка замечается впрочем, на длинном конце.
  6. Четыре ножичка; все в поперечном сечении представляют очень остроугольный треугольник; длина двух из них не превышает 6 сантим.; третий, такой же длины и формы, на одном конце в углу снабжен шилообразным в 4 миллиметра отростком, так что он представляет и шило; четвертый только осколок.
  7. Семь стрелок, отбитых от ядер, подобных описанным над пунктом 2-м; стрелки дугообразно изогнуты, как часто бывает при таком способе приготовления их; длина их варьирует от 32 до 45 миллим.; шесть из них в поперечном сечении четырех сторон, т. е. имеют в разрезе вид невысокой трапеций, одна только, самая кривая в сечении представляет равнобедренный треугольник. Материал— яшма, тождественная с яшмой описанных ядер и ножей. Четыре из них имеют следы дальнейшей, более тщательной обработки верхушки мелкою обивкою, у одной оббит конец, а две другие не имеют следов отделки и оставлены в том виде, в каком получились при отбивании от ядра.
  8. Три обломка ножей в разрезе четырех сторон. Все орудия почти тождественны с соответственными орудиями из крымских пещер, описанными Г. Мережковским в Известиях Имп. Рус. Географич. Общ. 1880 т. X V I № 2.

Скребки, имеют ту интересную особенность, что другой край, противоположный дугообразному, у всех четырех скребков срезан по двум направлениям косвенно на 2 скребках над тупым углом, а на 2 других почти под прямым; этот же край значительно толще работающего края, изогнутого дугой, и потому очень удобен для держания в руке; всего вероятнее, что скребки употреблялись без рукояток, как справедливо полагает и Г. Мережковский относительно крымских экземпляров (Іос сіt. стр. 127). Ко второму типу скребков, удлиненных, можно отнести одну из стрелок с закругленным концом, довольно широким, с относительно мелкой обработкой. Все собранные орудия в количестве 27 экземпляров оббиты и не представляют ни малейших следов полировки, что заставляет отнести человека, их приготовившего и пользовавшегося, к периоду оббитого камня, палеолитическому и следовательно к времени более отдаленному от нас, чем человек с устья Китоя, который почти исключительно употреблял орудия из полированного камня и кости. Что на Унге не найдено орудий высшего типа, полированных и костяных, это еще не доказывает, чтобы таких орудий там и не было, так как систематического исследования и раскопок не производилась, тем более, что опытность собирателя ограничивалась беглым обзором коллекции нашего музея. Это последнее обстоятельство возбуждает предположение о важности местности по р. Унге, где при тщательных исследованиях можно получить богатый материал. Существование яшмовых ядер, грузила, скребков указывает, что по Унге находилось постоянное местожительство человека каменного века, где он приготовлял себе из ядер предметы для употребления — ножи и стрелы. Существенный вопрос — были ли в употреблении одни только оббитые орудия у человека каменного века по Унге — остается пока открытым, хотя и более вероятно, что решение получится в утвердительном смысле и тем констатируется интересный факт существования двух периодов каменного века в Иркутской губернии; две станции этих эпох (на Унге и Китое) стоят друг от друга не более 150 верст. Пока кажется странным, отчего на р. Унге человек не употребил для приготовления своих орудий более мягкий материал — нефрит, прекрасно полирующийся и месторождение которого—по р. Урик, притоку Белой, еще ближе к устью р. Унги, чем к устью Китоя? Серьезное изучение унгинской стоянки человека каменного века, кроме местного интереса, возбуждает и серьезный научный интерес, так как дает материал для решения вопроса, возбужденного в литературе о каменном веке русскими учеными (профессор Иностранцев)— можно ли различать два подразделения в каменном веке—период оббитого и полированного камня и не объясняется ли это тем, что в одном случае был под руками твердый материал, кремень и яшма, а в другом — мягкий, легко поддающийся полировке,— различные сланцы, нефрит. Но если даже допустить, что мягкие породы не употреблялись, потому что их не было близко, отчего не встречается изящно оббитых стрелок, которых так много найдено в могилах Китоя, разработанных Г. Витковским и между которыми попадается некоторое количество из яшмы? Что и житель Унги владел настолько своими орудиями, что способен производить и мелкую обивку, доказывается существованием такой обивки на концах некоторых стрелок. Но из того, что такой искусной работы, какая замечается в китойских орудиях, этот обитатель не производил, нельзя ли заключить, что потребность в изящном им не ощущалась и что он стоял на более низкой степени развития?
Впрочем, не стану утомлять читателя различными своими предположениями и обращусь опять к фактической стороне.
Вместе с орудиями из камня было доставлено более тридцати черепков горшков из глины; одни из черепков имели толщину 7 и 8 мил., представлялись хорошо обожженными, внутри черного цвета, очень тонкий наружный слой в 1 или 2 миллиметр был светло-желтый; такие толстостенные горшки имели дно и хорошо-выглаженную поверхность, однако, без всяких следов глазури; на одних горшках рисунков не было, на других рисунок состоит из зигзаговых линий, пересекающихся под острым углом и опоясывающих горшок на расстоянии 2 сантиметров от края, или из дуг, идущих вокруг горшков, под выступом с вдавлениями. Подобные горшки и по материалу и по рисунку напоминают горшки, вырытые из могил железного века, следовательно, относительно недавнего происхождения. Другой род горшков, от которого имеются черепки, принадлежащие одному только экземпляру, имел большой размер; диаметр горшка, судя по сохранившейся 1/4-ой части окружности и притом от самого края, достигал 21 сантиметра. Стенки горшка отличались тониною, всего 4 миллим., и не представляли в изломе тех мелких полостей или пузырьков, которые находятся в обожженных горшках и происходят от развития газов от сильного жара; в этом экземпляре, вместо того, наблюдается слоистость, около 3 слоев, из которых внутренний по краю отдельных черепков отстал; поверхность горшка внутри гладкая, и снаружи есть довольно сложный рисунок из валиков; три валика идут параллельно краю горшка, и другие, согнутые под прямым углом, по четыре одни в других, располагались под первыми вероятно в 8-ми пунктах окружности; на нижнем из трех верхних валиков и ниже его в два параллельные ряда сделаны вдавления; на сохранившейся 1/4 части окружности вдавлений этих 8 из них пять средние сквозные, а у замкнутых внутри заметен выступ или кольцеобразный валик; ямки все цилиндрические и расположены вверху горшка, самая нижняя только на 4 сантим. от края, чем такие горшки отличаются от горшков, найденных И. С. Поляковым, в Олонецкой губ. *) у олонецких горшков ямки и дырочки находились «на середине и, вероятно, в нижних частях стенок горшка» (стр. 369). Поляков полагает, что такие ямки могли содействовать быстроте согревания воды, при том, конечно, условий, что ямки не превратились в дырочки, иначе вода вытекла бы, особенно если дырочки находились в середине; в унгинских горшках толщина стенок (4 мил.) достаточно обеспечивала скорость кипения жидкости и сомнительно, чтобы для этой цели устраивались дырочки, так как вследствие их ломкости портился бы весь горшок, предмет, стоивший большого труда и потому весьма ценный; я больше склонен думать, что такой горшок служил для иного назначения, а не для приготовления жидкой пищи, для этой последней цели, при больших размерах (21 1/2 сант.) и тонкости стенок, он был слишком ломок, и мог представлять напр. погребальную урну. Всего вероятнее, что при приготовлении горшка огонь или совсем не участвовал, или играл самую ничтожную роль, скорее всего, судя по неизмененному цвету темно-серой глины и отсутствию пор, горшок был высушен на солнце. Так как снаружи горшка кроме больших валиков существуют еще не высокие и короткие и как бы пересекающиеся возвышения, в роде следа от грубой ткани, то я думаю, что приготовление горшка состояло в следующем: глина тонкими слоями намазывалась на деревянную форму, а снаружи обертывалась плетенкой из растительных волокон напр. из тростника или ниток и стягивалась толстыми (до 1 сантим. ширины) прутьями, укреплявшимся в верху горшка деревянными колышками; в промежутке между прутьями образовались бы тогда те бороздки, которые и замечаются в действительности; в таком виде связанный горшок выставлялся до окончательного высыхания на солнце. Сходные способы изготовления горшков известны во Флориде: там «сосуды моделировались на тыквенных бутылках, а для сосудов большой емкости служили корзины из тростника, лианов, веревок даже, следы которых можно признать на сосудах» *). Других следов человека каменного века по Унге пока не открыто и эта местность, обещающая дать весьма много, ожидает своих исследователей.


Н. Агапитов

Агапитов Н. Следы каменного века в бассейне р. Куды и по р. Унге // Известия Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического Общества. – 1881. – том XII. — № 4-5. — С. 23-26.