Изделия из шерсти и волоса в Аларском аймаке
В довоенное время у бурят Аларского аймака не было почти ни одного домохозяина, который бы не имел хоть одной овцы. Зажиточные хозяева имели по 100 с лишним овец, а самые бедные 2— 3 овцы. За годы гражданской войны, начиная с 1917 года, в связи с общей разрухой народного хозяйства, у бурят, по сравнению с прежними годами, сильно сократилось скотоводство.
Вспоминается, как в детстве, когда зайдешь, бывало с ребятишками в богатую юрту в своем улусе за сбором сметаны2 для предстоящего ночного «наадана» (вечеринки) — сразу же бросались в глаза красиво расписанные орнаментом «бараны» — ящики с ножками, открытые с верхней и с нижней стороны, расставленные у стены юрты, по левую сторону от входа в нее, а на них сложенные в несколько рядов белые, как снег, войлоки, на которых лежат одеяла из овчин, покрытых бумажной материей, а поверх их подушки. Внизу, между ножками «барана», вкладывали «тары» из волос, сложенные складками, заполняя, т.о., все пустое пространство. Такая обстановка в юрте явно подсказывала каждому, что здесь хозяин имеет много скота, в частности, овец и коз.
Скотоводство у бурят Аларского аймака и поныне носит старый, примитивный, «дедовский» характер. Население еще мало осознало доходность улучшенного овцеводства и козоводства.
Обыкновенная бурятская овца, которую держат зимой в тесных и душных хлевушках и кормят грубым сеном и соломой, без всякого пойла, дает к весне, при стрижке, самое большое 1 кг. шерсти, а козы еще меньше…
Но за последнее время, с возникновением коммунальных хозяйств среди населения Аларского аймака, где преимущественно разводится породистый скот, буряты мало-помалу начинают сами понимать и убеждаться в том, какую громадную пользу может принести улучшенное овцеводство. Некоторые буряты уже завели у себя потомство испанских тонкорунных, мериносовых овец, способных дать при таком же уходе как и за простой овцой, от 3 до 5 кг. первосортной шерсти и в 4-5 раз больше мяса и сала, чем простая овца. Например, простая монгольская овца, разводимая прежде теми же хозяевами, давала от 10 до 12 кг. мяса; бараны— от 12 до 16 кг., а «мериносы-рамбулье» теперь им могут дать от 49 до 65 кг. мяса—овцы и от 65 до 81 кг.—бараны. Мериносовых овец, как буряты, так и русские крестьяне называют «шленкой».
1) Статья составлена на основании личных наблюдений над указанным производством и отчасти на основании сведений, сообщенных гр. Матаровой (Мэрдыгеевой). В научной литературе этот вопрос, почти не затронут.
2) Сметана собиралась детьми, обыкновенно в первые три дня летнего «тайлагана» — в честь „Баруни ерэн-юһун хад, юһун саган тэнгри»; варилась опытной девицей с мукой, и получался т. н. „зохэ“.
Буряту овцы приносят большую пользу, одевая его с ног до головы и кормя своим мясом. Тулупы, шубы, полушубки, одеяла, дохи, катанки1), вязанки, чулки, шарфы, теплые платки и шали—все это дают овцы и козы. И все эти предметы буряты, имеющие овец, изготовляет у себя, не прибегая к денежным затратам. Буряты прежде любили белых овец; даже когда рождался в стаде пестрый или черный ягненок, это считалось плохим признаком, предвещающим болезнь хозяевам, ибо шаманы приносят в жертву духам именно таких овец и баранов. Теперь постепенно освобождаясь от религиозных предрассудков, буряты перестали разбираться в масти овец; в тех местах, где вяжут платки и шарфы, предпочитают и ценят овец с бурой и голубовато-серой шерстью. Я выше говорил, что у бурят сократилось овцеводство, по сравнению с прежними годами, но они не унывали, а наоборот, старались всеми силами поддержать и расширить его, т. к. они не могут жить без овец,— каждому из них нужны шуба, одеяло, унты, рукавицы из овчин и чулки, вареги, катанки, платки, шарфы из шерсти. За 1920 — 21 и 22 г. г., когда ощущалась в стране острая нужда в товарах, изделия из шерсти и волоса занимали у русских крестьян и бурят первое место. С прибытием в Сибирь беженцев, в связи с голодовкой в 1921 и 22 году, главным образом, крестьян Приволжья, магометан, бурятские женщины научились от них вязать шали, платки и шарфы из шерсти разного цвета. Уменьем вязать отличались татарки из Симбирской и Казанской губерний. Даже дети научились от них плести из разных волос (белых, рыжих и черных конских волос из хвоста) браслеты и кольца.
Овец и коз буряты у нас стригут весной, в конце апреля по старому стилю, перед тем, как отдавать их пастуху. За день до стрижки, женщины, если много овец в хозяйстве, зовут к стрижке соседок девиц и невесток, а мужчины точат и правят ножницы.
Утром, на другой день, загнав овец и коз в маленькую стайку или ограду, девицы, иногда и молодые мужчины, начинают ловить их. Если собралось много женщин, то ловят по 2-3 овцы зараз. Пойманную овцу или козу кладут на спину на «камусовый» половик («хупсар»2), причем буряты очень осторожно обращаются с левым боком животного, чтобы «не повредить селезенку»; затем связывают все четыре ножки волосяной веревочкой, т. к. другие конопляные веревочки и ремешки, врезываются в тело, и в результате получается омертвление конечностей животного или хромота. Перед тем как связать ножки, стригут всю шерсть с брюха, которая должна была остаться под связанными ногами. При стрижке ягнят и козлят делают надрезы на ушах, т. н. пятна — «им». Рану засыпают сухой землей или древесной золой.
При стрижке обыкновенно сортируют шерсть по качеству и цвету и собирают каждый сорт отдельно. Шерсть со спины овцы или барана считается первосортной, т. к. она чиста и длинна; шерсть ягнят идет на вязанье платков и шарфов.
Шерсть хранят в особых берестяных турсуках, из под «арса»; буряты называют их еще «арсан торхо», потому что, когда в старину преобладала среди бурят молочная, здоровая пища, в этих лукошках фильтровали густую, молочную барду— «бозо», из которой варили весьма полезный напиток— «арс». Недаром старики и старухи со вздохом вспоминают степь и пестрые, бархатные — луга, с многочисленными стадами, и здоровый напиток «арс».
1) Изготовляют русские пимокаты.
2) «Хупсар» стелют под овцу голой стороной вверх.
Они отчасти и правы, когда укоряют нас, молодых, хилых и слабые их наследников, что не стали пить «арс» и употреблять молочную пищу. Но тут, пожалуй, виновато царское правительство, утеснившее бурят переселением и чересполосицей и отнявшее у них привольные степи и луга. Дождавшись жарких летних дней, хозяйка вынимает шерсть, предназначенную для катания войлоков и потников, и сушит на солнце. После сушки шерсть подвергают взбиванию— сухим, тонким стволом черемухи, похожим на шомпол дробового ружья, длиною в метр с лишним, называемым по-бурятски «һаба», т. е, шерстобитная палочка. При взбивании женщины держат в руках по одной такой палочке «һаба» и поочередно бьют по всклоченной шерсти, разосланной на полу, на том же половике «хупсар». При мгновенном поднятии палочки, они так ловко вытряхивают шерсть с палочки, что, пожалуй, если посадить на их место неопытного мужчину, то он разбросал бы всю шерсть по юрте. Звук от свиста и треска палочек получается ритмический, невольно хочется подплясывать или посвистывать в такт звуков. Затем идут сборы к катанию войлоков и потников. Так же, как и при стрижке, хозяйка зовет на «помочь» соседних девиц, невесток и старух. Для старух высиживают два—три котла молочного тарасуна— «идени арси». Катанье производится в юрте.
При катанье войлоков и потников, одна из старух становится распорядительницей и распределяет между женщинами работу. Женщины, умеющие, раскладывают шерсть на кошме, одна из женщин греет воду, и в котел с кипящей водой льют немного кислого молока; при таком растворе войлоки и потники очищаются от грязи и перхоти. Дети следят за огнем под котлом, время от времени подбрасывая щепок или мелко расколотых дров. Хозяйка приносит в юрту большую холщевую кошму, обливает ее водой и на ней, на полу, невестки и старухи начинают «зулаха», т. е. расстилать шерсть такой толщины, какой должен быть войлок. Старуха-распорядительница берет черепок от разбитой чугунки или горшка, кладет на него горячие уголья, на них насыпает мелкой «арсы»— можжевельника— и подкуривает кошму с разложенной на ней шерстью; для этого кошму приподнимают над полом. Это делается для того, чтобы «не осквернился приготовляемый войлок», считающийся «священным», спустившимся когда-то, в старину с неба. Затем, когда женщины опускают кошму на пол, старуха берет чашку с тарасуном и капает на шерсть, приговаривая при этом заклинания «заяну»— покровителю войлочного производства, для успеха в дальнейшей работе. После этого, загнув концы кошмы, обильно поливают водой из большой деревянной поваренки — «шанга», или из ковша1) шерсть на кошме; на одном крае кошмы кладут длинный круглый шест, концы которого выступают за края кошмы, и обертывают кошму с шерстью вокруг этого шеста; свободный край кошмы зашивают, редким швом, волосяными нитками («сялга—һан һабар»). 3атем берут веревку, связывают ее концы и, вытянув ее так, чтобы половины образовали параллельные линии, каждую половину веревки, в средней ее части, обертывают один раз вокруг кошмы, навернутой на шест и образующей вала и начинают катать войлок на веревке. Женщина, греющая воду, время от времени вливает горячую воду с молоком в щели между швом. Войлок или потник катают в течение полуторых часов, затем переворачивают уже сросшийся войлок на кошме, снова зашивают его и продолжают катать в течение часа; затем снимают с кошмы этот войлок и дают катать другим женщинам, а сами начинают раскладывать шерсть для следующего войлока указанным способом. Войлок, снятый с кошмы, катают на чистом полу или на кровати, без шеста, руками— 3 или 4 женщины. При чем ежеминутно зажимают края войлока, чтобы они не расходились; эти края называют ртами войлока— «игһэн аман», или «һигэн аман». Зажимая «рты» у войлока, невестки думают, что зажимают рот у злой своей свекрови,— поэтому такая работа считается до некоторой степени «полезной». После такого катанья войлок уже готов, и его выносят на улицу и расстилают для просушки на солнце, где-нибудь на драницах или на навесе (сарае) («һарабша дэри»), но отнюдь не на траве. Приблизительно, в день, при 10 работницах, можно выделать около 5 или 6 войлоков.
1) Теперь находчивые женщины поливают шерсть на кошме из огородной лейки и считают такой способ очень удобным.
Неудавшийся потник или войлок старухи принимают за дурное предзнаменование: пли с хозяином, или с хозяйкой случится несчастье.
Катанье потников ничем не отличается от катанья войлока. На потниках только ставили раньше из слегка скрученной шерсти клеймо хозяина (если белый потник, то черное клеймо, а если черный, то—белое клеймо), чтобы, при потере потника, можно было искать по клейму. Теперь грамотные женщины ставят инициалы имени и фамилии хозяина из букв русского алфавита.
Сушка войлока на солнце продолжается два—три дня, пока войлок совсем не высохнет; ночью или во время дождей войлок, убирается в свободную избу. Шерсть для вязанья чулков, варегов, шарфов и платков берется со спины овцы, а также идет шерсть ягнят. К вязанию приступают уже осенью, по окончании страды.
Прежде всего, шерсть сушат в теплой печи, затем теребят ее. В этой работе принимают участие все женщины в семье, и даже маленькие дети. Прядут шерсть только умеющие женщины. Эта работа — очень утомительная, занимает много времени1). Бурятки без перерыва сидят часами, даже ночами, — многие из них даже от этого страдают бессонницей, малокровием. Вообще бурятские женщины, если сядут за какую-нибудь работу, например: шитье, вязанье, пряденье и т. п., встают только, когда нужно обедать или ужинать, или же перед рассветом. Зачастую такое злоупотребление молодыми женщинами своим здоровьем среди старух принимается за усердие к работе, и эта хвала разносится по всему улусу. Горе той невестке или девице, которая не следует такому примеру, а бережет свое здоровье… По окончании работы, пряжу скручивают и делают мотки, в мотках моют и затем снова сушат у печи. После сушки пряжи сматывают в клубок— «бонсгэ». Наконец, начинают вязать чулки. Вязанье чулков производится пятью иглами. Начинают вязать так: берут одну иглу, на ней нанизывают из пряжи от 10-ти 13-ти петель, по размеру чулков, в один ряд, не отрывая ее; затем берут вторую иглу, на ней то же делают, что на первой, так третью и четвертую иглы. Потом концы первой и четвертой игл соединяют, образуя при этом квадрат. А пятой свободной иглой производят самое вязанье с того угла, где соединены концы первой и четвертой игл. В процессе работы, иглы, поочередно освобождаясь, каждая исполняет роль пятой иглы. В общем, вязанье чулков у бурят ничем не отличается, по-моему, от вязанья у русских женщин.
1Теперь буряты заводят самопрялки, благодаря чему не только облегчается труд, но и повышается в несколько раз его производительность.
Никаких украшений на чулках бурятки Аларского аймака теперь не делают, тогда, как в старину они украшали их орнаментами. В наше время чулочная орнаментация господствует в Эхирит-Булагатском аймаке, особенно на о. Ольхоне. П. П. Хороших собран большой материал по чулочной орнаментации у бурят.
В старину из шерсти буряты вязали голенища к унтам, наподобие теперешних бурок. Они назывались по-бурятски «шудыпш»,— вязаные унты.
Вязанье варежек производится посредством одной иглы и походит на плетение корзин. Сначала делают из пряжи небольшой круг, в две пряди, и затем постепенно окружность заполняется пряжей, при помощи иглы, крест-накрест. Из шерсти вяжут еще перчатки и шапочки-колпачки для старух.
Перед тем, как приступить к описанию изделий из волоса, я коснусь немного порядка снимания волос бурятами с рогатого скота и лошадей. Рогатый скот у бурят нашего аймака постепенно мельчает и вырождается. Так оно и должно быть, поскольку буряты не знакомы с научным ведением скотоводства. Но некоторые буряты уже принялись за улучшение породы рогатого скота и стали приобретать со стороны производителей из молочно— симментальской (швейцарской) и ярославской породы и мясомолочной холмогорской породы. Правильного ухода за этим скотом они не знают, и потому польза от них получается пока незначительная.
При продаже коров и быков каждая хозяйка обязательно подрезает у них хвост. Это делается для того, чтобы не выпустить из «пригона» для скота («хүрэ сооһоонь»), т. н. «хышик» — скотоводческое счастье1).
Хвост подрезают и у заколотой на мясо или павшей от болезни скотины. С наступлением теплых весенних дней, когда сойдет снег с полей, появится кое-где травка, и всюду жаворонки поют, скот неудержимо рвется в поле, на волю после долгого зимнего заточения в «пригоне», — где, если хозяин человек скупой, он кормился скудной соломой и самым плохим сеном. Хозяева, сняв гривы и хвосты, у лошадей, выпускают их на волю, на все лето.
Снятие гривы у лошадей в хозяйствах, где имелось раньше до 20—30 кобылиц, проводилось торжественным образом. Хозяин собирал в улусе молодых и сильных мужчин («залуу хүбүүши»), которые, собравшись, ловили лошадей петлями, искусно сделанными из веревки и прикрепленными к концу длинного шеста, ловко накидывая их на шею лошадей. Табун отличается дикостью. При ловле раздается сильное ржание кобылиц, топот, а также крики и смех людей. Ребятишки, выбежав из избы, смотрят снаружи двора в щели забора, и как только табун побежит в сторону их, они с испугом отскакивают от забора, потом, переглянувшись, смеются и опять продолжают смотреть. Табун загоняется в просторный с высоким забором двор. Здесь очень осторожно обращаются с жеребыми кобылицами, чтобы не случился выкидыш. Гриву с кобылиц и молодых жеребят снимают почти всю, оставляя только на макушке головы, между ушами, хохолок. У жеребят, кроме гривы, снимают волосы и с хвоста, оставляют небольшой пучок.
1По старинному поверию, в каждом хозяйстве покровительствует скоту особый „заян“—дух, который имеет чудесную силу для размножения того или иного скота. Упустить эту силу—„хышик“ из хозяйства считается не малым грехом и ущербом в хозяйстве. Этим заянам многие из бурят и теперь приносят особые как общественные, так и индивидуальные „тайлаганы» для испрошения „хышика»,—осенью, по окончании сенокосной страды—общественные и, по уборке хлебов,—индивидуальные. После совершения последнего тайлагана, в хозяйстве держится строгий трех суточный запрет—„хорюул“. В течение этого „хорюула“ абсолютно нельзя ничего давать постороннему, нельзя кричать в „пригоне», бить и ругать скотину, сильно хлопать воротами; в противном случае, при несоблюдении всех этих правил, хозяевами, только что вымоленный „хышик», еще не успевший вселиться в хозяйство, может вместе с отдаваемым предметом отойти к постороннему хозяину; или же, если не соблюдается мертвая тишина и не относятся к скотине с любовью, то может отойти, ускользнуть „халяаха» из хозяйства. „Хышик», поэтому, является как-бы живым и чутким существом.
У жеребят, до снятия гривы делают на ушах такие же надрезы, как и у ягнят, козлят и телят. У жеребца — («адһани толгой» или «адууни харуул») — не снимают ни гривы, ни хвоста и очень его почитают. Гривы помещают в отдельных лукошках.
Тем временем хозяйка готовит «торжественный» обед. Варит саламат («зөөхэй»), и полный котел жирного, вяленого мяса («хатамал»), ставит на стол калачей и «шанег» пшеничных, высиживает несколько котлов тарасуна. Если в доме нет помощниц, то хозяйка просит помогать ей соседку или сама во всем успевает. Затем, по окончании работы, хозяин приглашает своих помощников в избу и вместе с хозяйкой на первой чашке тарасуна приносит им дружеское, соседское спасибо. В ответ на это помощники высказывают пожелание, чтобы «табун у хозяина не убывал, и умножался, поддерживая гордость и славу его»…
Из конских волос плетут вожжи, подпруги для седел, ошейники для телят, веревочки для привязывания телят во время доения коров, путы для лошадей, поводья для узд, дужки для ведер и сети для ловли рыбы. Работа при скручивании пут требует большой ловкости и даже силы, поэтому в этой работе обыкновенно участвуют 3— 4 мужчин. Вожжи, поводья для узд и подпруги для седел плетут женщины. Из конского хвоста большей частью плетут дужки к деревянным ведрам. Плетение дужек производится особым способом, которое буряты называют «могой шэлхэ» — плести «змееобразно». Из волос коровьего хвоста в соединении с жилами делают толстые нитки («улан һаба»), которые употребляются при шитье и починке подошв унтов, чирков и ичигов. Эти нитки («постегонки») отличаются особенной прочностью. Ошейники для телят и веревочки для привязывания их во время доения коров не плетутся, а вьются женщинами, как веревка из конопли.
Лет двадцать тому назад в Алари вязали кошмы («тары») одной иглой из гривы лошадей и яманьей (козьей) шерсти. Теперь стали давать русским крестьянам ткать на кроснах (станках), но «тары» получаются слабые. Раньше и буряты-аларцы ткали «тары» на своеобразном станке, называемом «нэхүүр», наподобие верхнего деревянного решета веялки, к сожалению, мне не удалось видеть эти станки и работу на них.
Если поискать по всей Алари, то можно, конечно, найти даже весьма возможно, что найдутся такие люди, которые и теперь ткут на них «тары». Эти станки, по некоторым сведениям, и теперь применяются, по-прежнему, в Унгинском хошуне и в Боханском аймаке. Там еще и руками вяжут тары.
В старину, лет 50 тому назад, буряты, имея большие запасы конских волос, носили вязаную из конского хвоста и гривы обувь, наподобие лаптей. Такая обувь была незаменимой во время дождей, сохраняя кожаные унты. Они назывались «пантла» т.е. унты-дождевики. У бурят Аларской степи, по словам покойного П. П. Баторова, лет 60— 70 тому назад имелись волосяные сети. Такие сети изготовлялись бурятами, жившими по берегам Алари, Голумети, Ирети и на берегу оз. Алят. Для вязанья рыболовных сетей брались волосы лошадей белой масти, чтобы при закидывании не пугать рыбы. «В 1868-м году, я сам ловил»,— говорил П. П. Баторов— «у малобельских тунгусов волосяными сетями щук». Существования волосяных неводов в Алари он не помнит. Неводов, по-видимому, не было у наших бурят, так как старики не помнят. Теперь буряты большей частью покупают у русских готовые сети, вязанные не из волос, а из конопляных и льняных ниток или же сами покупают эти нитки и плетут дома.
Производство из шерсти и волоса имеет большое значение в бурятском хозяйстве. Если бы больше обращалось внимания на производство изделий из шерсти и волоса и были бы улучшены методы производства, то последнее явилось бы одним из средств для поднятия экономического благосостояния бурят.
Мэрдыгеев Р.С. Изделия из шерсти и волоса в Аларском аймаке // Бурятиеведение : Научно-краеведческий орган Бурят-Монгольского Ученого Комитета и Бурят-Монгольского Научного Общества имени Доржи Банзарова. – Верхнеудинск. — 1928. — № 1-3 (5-7). – С. 139-148.