ДНЕЙ И ВЕРСТ ОСОБЫЙ СЧЕТ

В сборнике «Бойцы вспоминают минувшие дни…» представлены публикации об участниках Великой Отечественной войны – уроженцах Усть-Ордынского округа. В него вошли биографические и автобиографические статьи, а также воспоминания, опубликованные на страницах окружной газеты «Знамя Ленина»/«Панорама округа».

Издание подготовлено Библиотекой имени М.Н. Хангалова на основе материалов, имеющихся в фонде архива окружной периодической печати.

Хронологический охват публикуемого материала составляет с 1966 года (именно с этого времени в библиотеке хранится архив окружной газеты «Знамя Ленина») по 2009 год включительно.

Михаил Михайлович Артемьев,

гвардейский минометчик,

участник Парада Победы в Москве (24 июня 1945 г.)

Кажется, недавно было, а прошло целое десятилетие. В тот вечер Михаил Михайлович тоже, как и сейчас, сидел у телевизора, смотрел праздничный «Огонек», посвященный 30-летию Победы. Лилась песня, задушевная и торжественная одновременно, и невольно вызывала она слезы на глазах:

                День Победы, как он был от нас далек,

                Как в костре потухшем таял уголек…

                Были версты, обожженные в пыли, —

                Этот день мы приближали как могли…

В тот раз, накануне, получил Михаил Михайлович, как ветеран войны, поздравление, подписанное Министром обороны Маршалом Гречко. Была на душе радость, захлестывало благодарное чувство от того, что помнят их, фронтовиков, поименно, воздают дань их ратному труду в годы Великой Отечественной, шлют самые теплые пожелания.

А песня лилась. Тогда услышал Михаил Михайлович ее в первый раз. Как он узнал позже, звучала она в самом деле впервые, была написана специально для этой знаменательной даты, и точно и сердечно передавала состояние воина — фронтовика.

И вот уже сегодня сорокалетие Великой Победы. Вновь вечером сидит он у телевизора, кадры кинохроники, включенные в праздничную передачу, вдруг переносят в 1945 год, в тот незабываемый день 24 июня, когда в Москве состоялся Парад Победы. В сводной колонне от Первого Белорусского фронта печатал по брусчатке Красной площади чеканный строевой шаг и рядовой Михаил Артемьев.

У каждого, прошедшего дорогами войны свой, как сказано в «Василии Теркине», «дней и верст особый счет». У Михаила Михайловича тоже свой им счет.

В армию его призвали в 39-ом. Был тогда еще холост, однако успел год поработать комбайнером на стареньком «Коммунаре» да два — трактористом на «колеснике». Впоследствии, на войне, механизаторская специальность пригодилась. Зачислили в артиллерийский полк, который входил в состав 65-й стрелковой дивизии. И побежали дни. От подъема до отбоя и похожие один на другой, и не похожие. То тревога, то в караул, то на боевые артстрельбы или спортивные состязания. Истекал второй год службы в Забайкалье, уже подумывал красноармеец Артемьев о демобилизации, как грянула война.

7 ноября 41-го года дивизия была в г.Куйбышеве. Здесь, как и в Москве, состоялся парад войск, отправлявшихся на фронт. Принимали парад Михаил Иванович Калинин и Маршал Ворошилов.

— Сдвинули два ЗИСа с открытыми бортами, это и была «трибуна», — рассказывает с хорошей улыбкой Михаил Михайлович. — Поднялись на нее дедушка Калинин с Климентием Ефремовичем, произнесли речи. Короткие, но такие, что даже холодок по коже прошел, в самое сердце слова их запали. Ворошилов сказал: «Воины-сибиряки кадровой службы! Вы прошли отличную воинскую выучку, в совершенстве владеете оружием, по-сибирски закалены и стойки духом. Бейте ненавистного врага без пощады! Родина мать надеется на вас!..»

Еще припомнил старый солдат, что стояли у «трибуны» иностранцы в военной форме, внимательно вглядывались в суровые лица рослых, подтянутых, с иголочки обмундированных бойцов и о чем-то оживленно между собой переговаривались.

Так было.

Когда над Москвой нависла грозная опасность, многие правительственные учреждения и центральные ведомства соответствующим решением переместили в Куйбышев. Сюда эвакуировали также дипломатический корпус. «Иностранцы в военной форме» были военные атташе. Геббелевская пропаганда на весь мир трубила, что у Советского Союза иссякли все материальные и людские резервы, что его полный разгром — дело считанных дней. А тут на параде, шли и шли наши свежие дивизии, да какие. Было от чего военным атташе удивленно между собой переглядываться да перешептываться.

Через неделю принял Артемьев боевое крещение. Он вспоминает:

— Наша батарея 122-миллиметровых гаубиц выдвинуласъ на передовую, заняла огневую позицию. Только ударили по цели, как налетели гитлеровские самолеты. Бомбежка была жестокая. После не раз приходилось на себе испытывать налеты вражеской авиации, но этот, первый, запомнился навсегда. Может, от того, что был я необстрелянный?.. Одна бомба— двухсоткилограммовка разорвалась метрах в двадцати от нашей гаубицы. Расчет не пострадал — в щели мы сидели, только земляные комья на каски посыпались. А вот орудию досталось. После налета опять батарея огонь открыла, у нашей же гаубицы откатный механизм не работает. Ремонтировали прямо на позиции, обошлись без артмастерских, своими силами.

Так начался счет фронтовым верстам сибиряка по тяжким дорогам войны. Под Новгородом, в сорок втором, зачислили его в гвардейские минометчики. Стал он водителем «Катюши», которые в ту пору заиграли на всех фронтах во весь голос. Пригодилась гражданская профессия. Была в этом и другая сторона дела. В то время не очень многие удостаивались наград. Михаил Михайлович, однако, имел уже медаль «За боевые заслуги». И это обстоятельство, конечно же, воинские начальники приняли во внимание, доверяя ему грозную боевую технику

— Первый залп гвардейских минометов помните?

— А как же! На рассвете скрытно выдвинулись на позицию, привели «Катюши» в боевое положение, то есть расчехлили и все другое прочее. Команда — и залп. Что там было, на переднем крае фашистов! Огонь, дым, пыль, столбы земляные встали — все перемешалось, и грохот такой, который прежде слышать не доводилось. На нашем участке фронта фрицы в первый раз испытали на себе удар гвардейских минометов, и вот какой случай произошел. Вскоре после залпа «Катюш» к нашей передовой траншее вышел с поднятыми руками немецкий офицер — сдаваться в плен. Отвели его в штаб полка, а там его первые слова такие были: «Скажите, что за адское оружие у вас появилось?..» Мы сами этого офицера не видели, потому что со своими «Катюшами» уже далеко от того места были: так полагалось. Нам комиссар дивизиона позже рассказал.

В сорок третьем стал гвардейский минометчик Артемьев коммунистом. Партбилет вручили ему вместе с орденом Красной Звезды. Тогда уже отгремела битва на Курской дуге, позади остался Днепр, наши войска неудержимо шли вперед, на запад, освобождая родную землю от гитлеровской нечисти. Думалось Артемьеву: «Месяца через четыре, от силы — через полгода добьем врага, шагаем-то вон как…» Что ж, верно говорится, что каждый солдат видит войну из своего окопа. Ему не видать всю картину грандиозного сражения на тысячеверстных рубежах огромного фронта. Это дано лишь высшим военачальникам и штабам. Оставалось тогда до конца войны не «от силы шесть месяцев», а еще целых полтора года.

Неожиданные бывали на фронтовых дорогах встречи. Была такая и у Михаила Михайловича. Это уже в Польше, после боев на Сандомирском плацдарме. Дивизион «Катюш» совершал ночной марш. Вптрочем, они, эти марши, всегда были ночными. Артемьев вел свою машину в середине колонны. Впереди на дороге образовалась «пробка». Стали.

Он вышел из кабины, чтобы прогнать подступавшую сонливость, и в темноте чуть не в лоб столкнулся с каким-то солдатом. Уже готово было вырваться соленое слово, да так и застряло в горле. Стоял перед ним Николай Иванов из выселка Завод, что в нескольких километрах от его родного Кукута. Успели только обняться и перекинуться двумя—тремя нелепыми от радости, волнения фразами: «Живой, Коля?», «Как видишь. А ты, Миша?» И уже команда «По машинам!» Жесткие, неумолимые законы у войны…

Под Кенигсбергом прямым попаданием снаряда разнесло боевую машину Артемьева. Сам чудом остался живой, только контузило взрывом да выбросило из кабины на добрый десяток метров. Две недели в медсанбате  — и опять за рулем «Катюшы», новой, без царапинки. На ней и доехал он до Эльбы.

— Есть на этой реке такой городок—Торгау. Там 25 апреля сорок пятого повстречались мы с американцами, Михаил Михайлович суровеет. — Тогда они называли нас соратниками по оружию, тосты за мир и дружбу поднимали, а сейчас совсем по-другому… На Эльбе и отпраздновал я вместе со своими боевыми друзьями день Победы. Палили в воздух кто из чего мог. Жалко, у «Катюш» холостых эрэсов нет, а то бы у нас «заиграли» в последний раз. Вот это был бы салют!

Потом он рассказывает о параде Победы 24 июня 1945 года:

— Двести фашистских знамен, бросили наши бойцы к подножию Мавзолея. Среди них был и личный штандарт Гитлера. Дождик моросил, а казалось, что яснее не может быть дня, чем этот.

…Сидит опаленный войной солдат у экрана телевизора, смахивает непрошеную слезу, сердцем слушает полюбившуюся песню:

Этот День Победы —

Порохом пропах.

Это праздник —

С сединою на висках.

Это радость —

Со слезами на глазах, —

День Победы! День Победы!

А. Тириков

с. Верхний Кукут Эхирит-Булагатского района.

Знамя Ленина.-1985.-21 мая (№61)